Актер рассказал в эксклюзивном интервью Womanhit.ru, почему уехал из столицы на Алтай, а также что разрушает актерские браки
— Давай начнем с того, что ты сам из маленькой алтайской деревни, как очутился в Москве?
— Поступательно. Все благодаря родителям, конечно. Я родился в небольшом селе Прудское, Алтайского края, долгое время прожил там, был несказанно рад и счастлив.
Потом моя мама с папой закончили педагогический и уехали в Новосибирск. В общем, первым шагом был большой путь из алтайской деревни в Барнаул, вторым большим шагом стала дорога до большого города-миллионника Новосибирска. А затем уже был следующий шаг наш — детей, я и моя сестра Алёна уехали уже поступать в московские институты. Я не поступил, и уехал в Петербург, но потом опять оказался в Москве.— Как ты мне как-то рассказывал, что помогла тебе в этом твоя побритая налысо голова?
— Лысая голова и фингал под глазом — всё это сыграло свою роль в этой длинной истории (смеется). Я снялся в главной роли в фильме «Пираты Эдельвейса», учась в театральной петербургской академии. Это фильм немецкого режиссера и немецкого продакшна целиком и полностью. Играл немецкого героя на немецком языке. И в конце съемок сцены требовали побритой головы. Так я впервые оказался наголо побрит. И именно эти фотографии оказались в актерском отделе «Макс» в Москве, которые помогли мне оказаться на пробах фильма «Курсанты». Вот такая цепочка выстраивается. А если отмотать чуть раньше, на этот фильм я попал тоже благодаря случаю. Меня побили около общежития, и мои большие фингалы и разбитое лицо произвело на немецкого режиссера неизгладимое впечатление. Я сразу выделялся из всего окружения, кто участвовал в кастинге, и сразу привлек к себе внимание. И за 30 минут общения, впервые произнося немецкие слова, я получаю роль в большом немецком проекте на немецком языке. Я открываю сценарий, и на первой странице описание моего героя Карла заключается в том, что молодой человек почему-то с красивыми руками и с фингалом под левым глазом. Все, картинка совпала. Серьезно, через полчаса, я студент третьего курса театральной академии получаю роль в большом проекте.
— И с «Курсантами» получается, что ты переезжаешь в столицу?
— Именно так, мы заканчиваем театральную академию, и происходит этот случай. В конце третьего курса мои фотографии попадают в Москву, правда, это ничего не сулило, никто больших надежд не питал. Но произошло второе такое чудо. Благодаря Валерию Тодоровскому, для которого найти артиста, это просто первостепенная задача, самая важная. Дошло до того, что в огромной Москве, среди всех театральных институтов, перебрав всех, они дошли до Петербурга, стали дергать людей оттуда на пробы. И таким образом попали в меня. Меня вызывают на Мосфильм, на пробы «Курсантов». Мне покупают билеты. И я, парень без году неделя закончивший театральную академию, едет в Москву. Два дня пробуюсь и получается, как получается. Потрясающая вещь.
— Как Москва встретила?
— Я долго приживался, входил. Не то, чтобы это Петербург меня так к себе привязал, не думаю. Не могу сказать. Всё как у всех, я понимаю, когда ты в Москве начинаешь жить в центре, в какой-то квартире, это одно. А у меня все развивалось поступательно, первая квартира где-то там за МКАДом, конец Каширского шоссе, даже дальше, чем Борисовские пруды. Постоянные ожидания работы, голова занята только этим. И ты не успеваешь покататься на каких-то корабликах, я не был таким человеком, который, ах, как всё хорошо и все здорово… Приняла, не приняла, я сам не такой приветливый человек оказался.
— Но мечта жить в центре была где-то с самого начала?
— Да, мечта была жить в центре. Хотя нет, почему, не было мечты такой, желание было, и я его осуществил. Я сейчас живу в самом центре. Но тут же появляется желание жить где-то за городом. А так мне было важно, чтобы к 40 годам у меня была хорошая квартира в центре, и я это осуществил. Это пройденный этап, теперь загород, за МКАД (смеется).
— Теперь уже есть любимые места?
— А они всегда были — Чистые пруды, не перестаю им удивляться. Это какой-то божественный район совершенно. Хохловский переулок, все эти улицы, я и живу там. Совсем недалеко от театра. Работаю в театре 17 лет и за эти годы я намотал по Чистым прудам многие тысячи километров, потому что у меня такая привычка — погулять. Я очень люблю пешие прогулки. А если перед спектаклем есть возможность хотя бы сорок минут просто походить, это делаю обязательно. Это мои любимые места. Все вот восклицают Патриаршие, Патриаршие, почему-то в ту сторону, а для меня Чистые гораздо интересней район.
— Сегодня город перестроили до неузнаваемости, глобально, как тебе нововведения — широкие тротуары, плитка, сужение проезжей части?
— Мне нравится. Я, как автомобилист, и не заметил большого дискомфорта. У меня сейчас на улице это происходит. Там, где я живу, как раз и идет эта глобальная перестройка, расширение тротуара, будет плитка. Но я рад, я потерплю лето, эту пыль, шум. Меня ничто не напрягает, потому что я вижу, как будет красиво. Это очень хорошо для центра. Сейчас там будет просто класс, мне нравится.
— На свое 65-летие театр «Современник подарил городу даже не вагон метро, а целый состав, который украсил хроникой своих эпохальных событий. Там есть и ты.
— Конечно, целый вагон наших…
— Твои ощущения, когда ты видишь свои фотографии на центральной ветке метро?
— Шикарно. Надо сразу звонить маме. Мои ощущения — это надо сразу позвонить маме.
— Хорошо, а какие были мамины ощущения?
— Конечно, классно. Я думаю, очень здорово. Мы еще на открытие пошли, это было ночью. Нам Москва подарила эту прекрасную ночь с оркестром, когда ты спускаешься в метро, праздник, шампанское, оркестр… Презентация этого состава. Это был праздник роскошный, у меня есть фотографии. Советую прокатиться.
— Ты так по-хорошему говоришь о городе, о нынешней ситуации. Но у тебя был какой-то момент, когда ты решил его покинуть и уехать в Алтайский театр, почему?
— Я уехал в большой и хороший молодежный театр Валерия Золотухина с роскошным зданием.
— Ты его возглавил?
— Я его возглавил на два года.
— Не побоялся просто взять и уехать, а последствия?
— Нет, я с большим интересом и радостью поехал. Надо было сменить обстановку, так бывает у человека, все сходится и охота сменить обстановку. Думаю, каждый это переживал. Пришло такое предложение, я поехал на фестиваль имени Золотухина, в этот театр, на свою родину. Оказался в этом красивом помещения. Для меня это важно, чтобы был настоящий театр с колоннами. Я уважаю и подвальные театры ещё какие-то, но для меня здание, гримерки, все должно быть. Для меня театр, как второй дом, я там вырос. Я театральный ребенок. У меня мама народная актриса России. Я на всё обращаю внимание. Даже на колонны, мне важно, чтобы у театра были колонны. А молодежный театр — это роскошное здание, настоящая театральная площадка. Мне там сразу очень понравилось. И я директору больше в шутку сказал: ‘Давайте я у вас поставлю». Он: «Давайте». Я уже улетел в Москву и на следующий же день он позвонил с тем, что давайте вернемся к нашему разговору. И мои желания еще совпали, очень понравилась идея вернуться обратно на Алтай, сделать такую паузу. Я пришел к Галине Борисовне Волчек, к художественному руководителю театра «Современник», к очень близкому и дорогому для меня человеку. Мы с ней объяснились, и она меня отпустила на какое-то время. И на два года я переехал в Барнаул, на Алтай.
— Взял отпуск?
— Взял отпуск, и было хорошо.
— Я знаю, что ты любишь, как работать и репетировать, так и спорить и выговаривать людям то, что ты видишь. Вообще ты считаешь себя удобным актером? Какой ты?
— Для талантливых режиссеров я удобный актер, а для неталантливых режиссеров, наверное, неудобный. Для меня рецептов в работе нет. Если я подобные вопросы слышу, у меня один аргумент: ни с одним талантливым режиссером ни одного конфликта в жизни у меня не было: ни с Сергеем Ашкенази, ни с Гариком Сукачевым, ни с Римасом Туминасом, ни с Кириллом Серебренниковым, ни с массой ещё различных фамилий, ни с Васей Пичулом, ни многими дорогими и любимыми мне людьми ни одного конфликта не было. Вот так. А если с кем и был, пусть они скажут.
— Дух соперничества тебе близок?
— Ну да, конечно. Потому что даже на проекте «Танцы со звездами» как-то в меру присутствовал, конечно. Понятно, что все твои коллеги, товарищи давние, хорошие приятели, тем не менее, это соревнование
— А что дают эти проекты актеру в первую очередь?
— В первую очередь загруженность. Нам повезло, это ещё попало в самую пандемию. Нам, это, прежде всего, дало в первую очередь полную занятость на полный день. А мы в самый пик, когда стояли блокпосты в Москве, а у нас было разрешение от канала «Россия» на передвижение. Мы были счастливцы, нам завидовали тогда все те, кто не участвовал на тот момент в проекте «Танцы со звездами». А что дает? Проявить себя. Всё те же слова. И вообще это классный адреналин, это здорово. И дает каждому что-то свое. Чтобы влияло это на работу, сказать не могу. Это не влияет на работу, на какие-то предложения. Это только для себя самого.
— То, что тебя показывали на центральном канале, это не сыграло никакой роли?
— Это сложно объяснить, правда, но именно в плане съемочного процесса не особо выделяют. Я не на своем примере говорю, я знаю точно. Для продюсеров это не работает, но для себя самого и для людей, конечно, это очень важно. Это интересно, здорово. Это прямой эфир, это такой роскошный адреналин. Когда стоят десять пар, а ты в прямом эфире работаешь, именно, как в кино отсчитываешь: пять, четыре… Ты начинаешь кричать, орать, серьезно… Это невероятный адреналин. Это такое несказанное удовольствие было.
— А ты любил танцевать до этого события?
— Я танцевал. Я был в студии пластики. У мамы в театре была студия. Дети заняты в спектаклях, это был детский театр в области, там много всякой работы. Это мне все было близко. Пятнадцать лет никаких па не совершал, но было здорово всё вспомнить. Классная история была. Да еще победить, стать первым победителем-мужчиной за все десять или сколько там сезонов было? Я первый мужик, кто выиграл. Всегда побеждали женщины. Классные были соревнования. И спасибо моей партнерше Свечниковой.
— Ты там не нервничал? Потому что о твоем взрывном характере ходят легенды.
— Было и такое. Там все на это рассчитано. Кто смотрел, те знают. Там жюри классно, по-голливудски тебя раскачивает оценками, турнирной таблицей. Там всё это работает. И остаться хладнокровным при всём при этом, когда ты во всё сильно погружен и работаешь с утра до вечера, это невозможно.
— Как укрощал свой взрывной нрав?
— Один раз уехал, собрался и уехал, не стал дожидаться финала. Мне не понравились оценки. Я просто встал и поехал домой. И уже в машине я подумал: «Ну, Ваня, что ты делаешь?» Мне понадобилось минут 17—20 на то, чтобы я выдохнул, и все дальше заработало.
— Ты играешь, выступаешь с партнершей, в нее же надо влюбиться или нет? Ты влюбчивый, как ты сам считаешь?
— Влюбляться в партнершу? Кому-то, если повезет, пусть влюбляются. Нет, у меня редко, это не так часто бывало. Бывало, наверное. Но мне это мешало бы и мешает. Если происходит какая-то симпатия.
— Тогда не могу не спросить по поводу того, что ты думаешь об актерских союзах, поскольку ты в материале и был женат на актрисе. Работа часто бывает камнем преткновения внутри актерской пары, и люди порой из-за этого расходятся.
— Если говорить об этом, то вообще все как у всех. Я не сильно это разделение люблю, когда начинают на любую тему говорить, но выделяют именно актерскую профессию, а ведь мы можем обратиться к докторам, к любой профессии.
— Но согласись, двух сварщиков в семье не бывает?
— Ну на заводе они работают на одном. Проблемы все те же самые. Когда говорят про распущенность, про пьянство. Можно сказать тут же: все, ребята, как у всех. Какие-то отличительные штрихи, что именно у этой профессии, их нет. Есть хорошие пары, есть не очень, но проблемы все одни и те же, как у всех остальных людей. Никаких у артистов нет специфических, специальных отклонений, ну если есть что-то со здоровьем, то это беда совсем. На профессиональном уровне беда, мне это сложно представить. Слава богу, моя супруга не актриса и я уже давно не помню какая тяжелая ситуация может быть.
— У тебя сейчас счастливый брак. Ты когда-то мне говорил о том, что хочешь, чтобы у тебя трое малышей бегали по дому, ничего не изменилось?
— Не изменилось. Дети — главное.
— А сравнения с Константином Хабенским?
— Слава богу, никто уже давно не сравнивает…
— Вы же даже играли одного персонажа…
— Это было в самом начале, около пяти лет действительно активно муссировали. Прежде всего, у меня иммунитет воспитался, потому что у нас были одни и те же педагоги в театральной академии. Он закончил академию за лет восемь до моего поступления. Знаменитый, блестящий выпуск Трухин, Пореченков… уникальный курс, все звезды. И у нас один педагог по речи, по вокалу, педагог по сценодвижению, одни и те же. И Бутусов Юрий Николаевич, второй мой педагог на курсе, который делал легендарные и успешные спектакли с Костей, с Пореченковым со всеми, кого я перечислил «В ожидании Годо», «Калигулу», Войцека… Юрий Николаевич Бутусов режиссер этих спектаклей, педагог на моем курсе, это плюс ко всему. Мне не было комплекса, когда мне говорили: «А подожди-ка, а тебе говорили, что…» Особенно, «когда тебе говорили» начинается фраза… Потом я всегда был при работе, когда этот комплекс мог как-то на меня повлиять, развиться, мне это никогда не мешало. Я всегда был загружен как следует съемками, театром, у меня всегда…
— Не было возможности…
— Да, не было возможности даже подумать, а как было бы… И так все было нормально, все хорошо. А потом тем более, мы в товарищеских отношениях, классно сыграли роль. И буквально вчера встретились в «Современнике», потому что он доигрывает свои спектакли, которые переносит во МХАТ, замечательный спектакль «Не покидай планету» по Экзюпери. И мы еще раз встретились на первом этаже, обнялись. Нам было о чем поговорить. Перекинуться несколькими словами, словами поддержки, это была для меня очередная отличная встреча.
— А актеры дружат?
— Есть товарищество. Есть уважение друг к другу и товарищество.
— Дружба все-таки это несколько иное, да?
— Опять же, как и у всех. А дружба-дружба… У меня был случай в аэропорту, меня узнали люди, мы стоим, общаемся, смотрим фотографии. Мимо проходит Валерий Николаев. И мы не здороваемся. «А почему вы не поздоровались?» — «Ну мы не знакомы». И тут у людей происходит разрыв шаблона… Стоп, мы вас знаем, его знаем, а вы друг друга не знаете? Им кажется, что мы все на каком-то маленьком островке артистическом живем, и каждый вечер друг к другу чай ходим пить. Это не так. Товарищество, уважение есть, конечно.
— Актер-мужчина с возрастом должен ходить в спортивный зал, следить за фигурой?
— Да, я сегодня пойду пойду, я понял, надо.
— Надо?
— Конечно.
— Или на все забить и получать роли в зависимости от того, как выглядишь?
— Артист кино — самая офигенная профессия в мире, которая существует вообще на сегодняшний дней. Самая расслабленная. В принципе, если приличные слова подобрать для этого образа жизни, для этого существования. Драматический артист может позволить себе всё. Даже живот в три ряда, и не остаться без работы при этом. Мы вспоминаем как в фильме «Кошечка» Михаила Олеговича Ефремова, очень хороший монолог на эту тему. Есть свои нюансы, у драматического артиста, но век самый длинный.
— У тебя нюансы случаются какие-то в кино?
— Сложно бывает. Бывают такие роли. Сейчас только прохожу такую роль, она сложная. С аутизмом связана речь, я мучаюсь, мне стремно каждый день. Это нормально, это не должно уходить. Возвращаясь к «Современнику», за что я обожаю этот театр. Может происходить там все, что угодно, там какие звезды работают, но эти три минуты тишины за кулисами перед началом спектакля, это просто великая вещь. Выключаются все и всё, кто бы ни был. Я это помню по Кваше, по Гафту, по всем великим. И сейчас у любого поколения шутки кончены за пять минут до спектакля. Собранность, это как спортивная команда. Это невероятно.
— Ты самоед по натуре?
— Самоед, самоед… Выходишь после и думаешь и понимаешь все бы сделал по-другому.
— Насколько важна известность и популярность?
— Важна. Это многое дает тебе, во-первых, года идут, это хорошая подушка. Надо еще сделать серьезные усилия, потому что тебя ноги кормят. Любого артиста. И кормит театр. Я эту фразу услышал от Олега Павловича Табакова, лет пятнадцать назад: «Запомни, старик, кормит театр». Я не понял, о чем он. Я тогда не понял вообще, какой театр, как кормит… А на самом деле, оказывается, это так. Если ты профессиональный артист, то все у тебя будет хорошо, ты нужен, о тебе знают, съемки, это такое дело, оно может выключиться легко на год, на полтора. Ты ни в коем случае не должен от этого зависеть. Иначе будет тебе плохо. Когда ты профессиональный артист в театре, имеешь профессию, то всё хорошо. И если ты поснимался, это дает подспорье.
— Ты тут упомянул о Михаиле Ефремове, на данный момент про него все СМИ и не только забыли, не такого вброса.
— Вброса нет. Но никто не забыл.
— Человек выпал из столичной театральной и киношной жизни на много лет, ты считаешь, что у него будет возможность вернуться?
— Конечно.
— Как у него сейчас, вы были хорошие друзья?
— Кто интересуется, все знают, все хорошо, выглядит прекрасно.
— Навещаешь?
— Невозможно. Можно ему писать, он отвечает. Кажется, даже любой человек может воспользоваться и написать ему. А он отвечает от руки. Написать можно по email, а ответит он от руки.
— Без чего ты мог бы прожить — без кинематографа или без театра?
— Да без всего прожить смог бы. На данный момент не могу сказать. Страшно себя представлять и без того, и без этого.
Свежие комментарии